Франсуа́ VI де Ларошфуко́ (фр. François VI, duc de La Rochefoucauld, 15 сентября 1613, Париж — 17 марта 1680, Париж), герцог де Ларошфуко — знаменитый французский писатель и философ-моралист, принадлежавший к южнофранцузскому роду Ларошфуко. При жизни отца (до 1650) носил титул принц де Марсийак.
Воспитывался при дворе, с юности замешан был в разные интриги, враждовал с герцогом де Ришелье и только после смерти последнего стал играть видную роль при дворе. Принимал активное участие в движении Фронды и был тяжело ранен. В течение долгих лет в его личной жизни играла большую роль герцогиня де Лонгвиль, из любви к которой он не раз отказывался от своих честолюбивых побуждений. Разочарованный в своей привязанности, Ларошфуко стал мрачным мизантропом; единственным его утешением была дружба с мадам де Лафайет, которой он оставался верным до самой смерти. Последние годы Ларошфуко омрачены были разными невзгодами: смертью сына, болезнями.
Высшая доблесть состоит в том, чтобы совершать в одиночестве то, на что люди отваживаются лишь в присутствии многих свидетелей.
Умение ловко пользоваться посредственными способностями не внушает уважения — и все же нередко приносит людям больше славы, чем истинные достоинства.
Невозмутимость, которую проявляют порой осужденные на казнь, равно как и презрение к смерти, говорит лишь о боязни взглянуть ей прямо в глаза; следовательно, можно сказать, что то и другое для их разума — все равно что повязка для их глаз.
Сила и слабость духа — это просто неправильные выражения: в действительности же существует лишь хорошее или плохое состояние органов тела.
Искренность — это чистосердечие. Мало кто обладает этим качеством.
Уму не под силу долго разыгрывать роль сердца.
Целомудрие женщин — это большей частью просто забота о добром имени и о покое.
Наше раскаяние — это обычно не столько сожаление о зле, которое совершили мы, сколько боязнь зла, которое могут причинить нам в ответ.
Демократия умирает не из-за слабости законов, а из-за слабости демократов.
Только стечение обстоятельств открывает нашу сущность окружающим и, главное, нам самим.
Нет вернее средства разжечь в другом страсть, чем самому хранить холод.
Бывают удачные браки, но не бывает браков упоительных.
Гордость не хочет быть в долгу, а самолюбие не желает расплачиваться.
На свете мало недостижимых вещей; будь у нас больше настойчивости, мы могли бы отыскать путь почти к любой цели.
Легкое поведение — это наименьший недостаток женщин легкого поведения.
Желание вызвать жалость или восхищение — вот что нередко составляет основу нашей откровенности.
То, что мы принимаем за добродетель, нередко оказывается сочетанием корыстных желаний и поступков, искусно подобранных судьбой или нашей собственной хитростью; так, например, порою женщины бывают целомудренны, а мужчины — доблестны совсем не потому, что им действительно свойственны целомудрие и доблесть.
Трусы обычно не сознают всей силы своего страха.
Люди, верящие в свои достоинства, считают долгом быть несчастными, дабы убедить таким образом и других и себя в том, что судьба еще не воздала им по заслугам.
Пример заразителен, поэтому все благодетели рода человеческого и все злодеи находят подражателей.
Самый прекрасный подарок, сделанный людям после мудрости, — это дружба.
Самые смелые и самые разумные люди — это те, которые под любыми благовидными предлогами стараются не думать о смерти.
Мы помогаем людям, чтобы они, в свою очередь, помогли нам; таким образом, наши услуги сводятся просто к благодеяниям, которые мы загодя оказываем самим себе.
Как ни приятна любовь, все же ее внешние проявления доставляют нам больше радости, чем она сама.
Зависть еще непримиримее, чем ненависть.
Добрым делам мы подражаем из чувства соревнования, дурным же — из врожденной злости, которую опыт сдерживал, а пример выпустил на волю.
Сострадание — это нередко способность увидеть в чужих несчастьях свои собственные, это — предчувствие бедствий, которые могут постигнуть и нас.
Тщеславие заставляет нас поступать противно нашим вкусам гораздо чаще, чем требование разума.
Мы выиграли бы в глазах людей, если бы являлись им такими, какими мы всегда были и есть, а не прикидывались такими, какими никогда не были и не будем.
Мы часто клеймим чужие недостатки, но редко, пользуясь их примером, исправляем свои.
Ограниченность нашего ума приводит к упрямству: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора.
Как бы ни был проницателен человек, ему не постигнуть всего зла, которое он творит.
Все страсти вообще заставляют нас делать ошибки, но самые смешные из них заставляет нас делать любовь.
Не будь у нас недостатков, нам было бы не так приятно подмечать их у ближних.
Никакое притворство не поможет долго скрывать любовь, когда она есть, или изображать — когда ее нет.
Иные достоинства подобны зрению или слуху: люди, лишенные этих достоинств, не способны увидеть и оценить их в окружающих.
Любовь, подобно огню, не знает покоя: она перестает жить, как только перестает надеяться или бояться.
Настоящая дружба не знает зависти, а настоящая любовь — кокетства.
Нет более несносных глупцов, чем те, которые не совсем лишены ума.
Люди не только забывают благодеяния и обиды, но даже склонны ненавидеть своих благодетелей и прощать обидчиков. Необходимость отблагодарить за добро и отомстить за зло кажется им рабством, которому они не желают покоряться.
Многие презирают жизненные блага, но почти никто не способен ими поделиться.
Иной раз, проливая слезы, мы ими обманываем не только других, но и себя.
Необычайное удовольствие, с которым мы говорим о себе, должно было бы внушить нам подозрение, что наши собеседники его отнюдь не разделяют.
Не всякий человек, познавший глубины своего ума, познал глубины своего сердца.
Если хотите нравиться другим, надо говорить о том, что они любят и что их трогает, избегать споров о вещах, им безразличных, редко задавать вопросы и никогда не давать повода думать, что вы умнее.
Можно излечить от безрассудства, но нельзя исправить кривой ум.
Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь.
Наше самолюбие больше страдает, когда порицают наши вкусы, чем когда осуждают наши взгляды.
Наши враги в суждениях о нас гораздо ближе к истине, чем мы сами.
Изысканность ума сказывается в умении тонко льстить.
У нас всегда достанет сил, чтобы перенести несчастье ближнего.
Люди независтливые встречаются еще реже, чем бескорыстные.
Наши страсти часто являются порождением других страстей, прямо им противоположных: скупость порой ведет к расточительности, а расточительность — к скупости; люди нередко стойки по слабости характера и отважны из трусости.
Говорить всего труднее как раз тогда, когда стыдно молчать.
Показная простота — это утонченное лицемерие.
Нас мучит не столько жажда счастья, сколько желание прослыть счастливцами.
Величайший подвиг дружбы не в том, чтобы показать другу наши недостатки, а в том, чтобы открыть ему глаза на его собственные.
Иные недостатки, если ими умело пользоваться, сверкают ярче любых достоинств.
Мы потому так непостоянны в дружбе, что трудно познать свойства души человека и легко познать свойства ума.
Человек истинно достойный может быть влюблен как безумец, но не как глупец.
Женщины в большинстве своем оттого так безразличны к дружбе, что она кажется им пресной в сравнении с любовью.
Судьба все устраивает к выгоде тех, кому она покровительствует.
Признак истинного достоинства человека в том, что даже завистники его вынуждены хвалить его.
Большинство женщин сдается не потому, что сильна их страсть, а потому, что велика их слабость. Вот почему обычно имеют такой успех предприимчивые мужчины, хотя они отнюдь не самые привлекательные.
Наше душевное спокойствие или смятение зависят не столько от важнейших событий нашей жизни, сколько от удачного или неприятного для нас сочетания житейских мелочей.
Вернейший способ быть обманутым — это считать себя хитрее других.
Гордость часто разжигает в нас зависть, и та же самая гордость нередко помогает нам с ней справиться.
Мелкие умы слишком оскорбляются мелочами, великие умы также замечают все эти мелочи, но никогда ими не оскорбляются.
Иногда людям кажется, что они ненавидят лесть, в то время как им ненавистна лишь та или иная ее форма.
Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности.
Бывает такая любовь, которая в высшем своем проявлении не оставляет места для ревности.
Ошибки людей в их расчетах на благодарность за оказанные ими услуги происходят оттого, что гордость дающего и гордость принимающего не могут сговориться о цене благодеяния.
У большинства людей любовь к справедливости — это просто боязнь подвергнуться несправедливости.
В ревности больше себялюбия, чем любви.
Мы не предаемся всецело одному пороку чаще всего потому, что у вас их несколько.
В любовных приключениях есть все, что угодно, кроме любви.
Порою легче стерпеть обман того, кого любишь, чем услышать от него всю правду.
Не замечать охлаждения людей — значит мало ценить их дружбу.
Чаще всего вызывают неприязнь те люди, которые твердо уверены во всеобщей приязни.
Мудрость для души — то же, что здоровье для тела.
Иные упреки звучат как похвала, зато иные похвалы хуже злословия.
Воздавать должное своим достоинствам наедине с собою столь же разумно, сколь смехотворно превозносить их в присутствии других.
Мы потому возмущаемся людьми, которые с нами лукавят, что они считают себя умнее нас.
Страстям присущи такая несправедливость и такое своекорыстие, что доверять им опасно и следует их остерегаться даже тогда, когда они кажутся вполне разумными.
Благоразумие и любовь не созданы друг для друга: по мере того, как растет любовь, уменьшается благоразумие.
Тот, кто излечивается от любви первым, — всегда излечивается полнее.
Хорошо слушать и хорошо отвечать — это одно из величайших совершенств, какое только возможно в разговоре.
Равнодушие старости не больше способствует спасению души, чем пылкость юности.
Человек никогда не бывает так несчастен, как ему кажется, или так счастлив, как ему хочется.
Слишком лютая ненависть ставит нас ниже тех, кого мы ненавидим.
В людях не так смешны те качества, которыми они обладают, как те, на которые они претендуют.
Изящество для тела — это то же, что здравый смысл для ума.
Гордость свойственна всем людям: разница лишь в том, где и когда они ее проявляют.
Страсти — это единственные ораторы, доводы которых всегда убедительны; их искусство рождено как бы самой природой и зиждется на непреложных законах. Поэтому человек бесхитростный, но увлеченный страстью, может убедить скорее, чем красноречивый, но равнодушный.
Под старость люди становятся одновременно и глупее и умнее.
Юность меняет свои вкусы из-за пылкости чувств, а старость сохраняет их неизменными по привычке.
Существуют разные лекарства от любви, но нет ни одного надежного.
Наши добродетели — это чаще всего искусно переряженные пороки.
Жажда заслужить расточаемые нам похвалы укрепляет нашу добродетель; таким образом, похвалы нашему уму, доблести и красоте делают нас умнее, доблестнее и красивее.
В дружбе, как и в любви, чаще доставляет счастье то, чего мы не знаем, нежели то, что нам известно.
Мы стараемся вменить себе в заслугу те недостатки, которых не желаем исправлять.
Если бы мы не льстили себе сами, нас не портила бы чужая лесть.
Несравненно легче подавить первое желание, чем удовлетворить все.
Поистине ловок тот, кто умеет скрывать свою ловкость.
Надежда, как она ни обманчива, все же служит и тому, чтобы довести нашу жизнь до конца по приятной стезе.
Ум у большинства женщин служит не столько для укрепления их благоразумия, сколько для оправдания их безрассудств.
Ревнивая жена порою даже приятна мужу: он хотя бы все время слышит разговоры о предмете своей любви.
Когда женщина влюбляется впервые, она любит своего любовника; в дальнейшем она любит уже только любовь.
Есть люди, столь поглощенные, собой, что, влюбившись, они ухитряются больше думать о собственной любви, чем о предмете своей страсти.
У людских достоинств, как и у плодов, есть своя пора.
Хороший вкус говорит не столько об уме, сколько о ясности суждений.
Женщины не сознают всей беспредельности своего кокетства.
Куда полезнее изучать не книги, а людей.
Ревность питается сомнениями; она умирает или переходит в неистовство, как только сомнения превращаются в уверенность.
Хитрость — признак недалекого ума.
Воздержанность в еде рождена или заботой о здоровье, или неспособностью много съесть.
Признаваясь в маленьких недостатках, мы тем самым стараемся убедить окружающих в том, что у нас нет крупных.
Крушение всех надежд человека приятно и его друзьям и недругам.
Величайшее чудо любви в том, что она излечивает от кокетства.
Женщине легче преодолеть свою страсть, нежели свое кокетство.
Долговечность наших страстей не более зависит от нас, чем долговечность жизни.
Упрямство — это исчадие скудоумия, невежества и самонадеянности.
Пороки входят в состав добродетелей, как яды в состав лекарств; благоразумие смешивает их, ослабляет их действие и потом умело пользуется ими как средством против жизненных невзгод.
Старость — вот преисподняя для женщин.
Есть люди, которым на роду написано быть глупцами: они делают глупости не только по собственному желанию, но и по воле судьбы.
Не так благотворна истина, как зловредна ее видимость.
Чистосердечно хвалить добрые дела — значит до некоторой степени принимать в них участие.
Презрение философов к богатству было вызвано их сокровенным желанием отомстить несправедливой судьбе за то, что она не наградила их по достоинствам жизненными благами; оно было тайным средством, спасающим от унижений бедности, и окольным путем к почету, обычно доставляемому богатством.
Истинное красноречие — это умение сказать все, что нужно, и не больше, чем нужно.
Мудрый человек понимает, что проще воспретить себе увлечение, чем потом с ним бороться.
Люди охотно молчат, если тщеславие не побуждает их говорить.
Мы редко до конца понимаем, чего мы в действительности хотим.
Больше всего оживляет беседы не ум, а взаимное доверие.
Как раз те люди, которые во что бы то ни стало хотят всегда быть правыми, чаще всего бывают неправы.
Кто слишком усерден в малом, тот обычно становится неспособен к великому.
Пороки души похожи на раны тела: как бы старательно их ни лечили, они все равно оставляют рубцы и в любую минуту могут открыться снова.
Пока человек в состоянии творить добро, ему не грозит опасность столкнуться с неблагодарностью.
Не бывает обстоятельств столь несчастных, чтобы умный человек не мог извлечь из них какую-нибудь выгоду, но не бывает и столь счастливых, чтобы безрассудный не мог обратить их против себя.
Людские ссоры не длились бы так долго, если бы вся вина была на одной стороне.
Если кто-нибудь сделает нам добро, мы обязаны терпеливо сносить и причиняемое этим человеком зло.
Твердость характера заставляет людей сопротивляться любви, но в то же время она сообщает этому чувству пылкость и длительность; люди слабые, напротив, легко загораются страстью, но почти никогда не отдаются ей с головой.
Люди, чуждые зависти, встречаются еще реже, чем бескорыстные.
Никакому воображению не придумать такого множества противоречивых чувств, какие обычно уживаются в одном человеческом сердце.
Порядочная женщина — это скрытое от всех сокровище; найдя его, человек разумный не станет им хвалиться.
Сильно мешает быть умным усердное стремление выказываться таким.
Глупец не может быть добрым: для этого у него слишком мало мозгов.
Боится презрения лишь тот, кто его заслуживает.
Предательства совершаются чаще всего не по обдуманному намерению, а по слабости характера.
Хотя все считают милосердие добродетелью, оно порождено иногда тщеславием, нередко ленью, часто страхом, а почти всегда — и тем, и другим, и третьим.
Мы так нетерпимы к чужому тщеславию, что оно уязвляет наше собственное.
Истинно ловкие люди всю жизнь делают вид, что гнушаются хитростью, а на самом деле они просто приберегают ее для исключительных случаев, обещающих исключительную выгоду.
Есть люди, столь поглощенные собой, что, влюбившись, они ухитряются больше думать о собственной любви, чем о предмете своей страсти.
Если бы нас не одолевала гордость, мы не жаловались бы на гордость других.
Гораздо легче узнать человека вообще, чем какого-либо человека в частности.
Лесть — это фальшивая монета, которая имеет хождение только из-за нашего тщеславия.
Ум всегда в дураках у сердца.
Люди мелкого ума чувствительны к мелким обидам; люди большого ума все замечают и ни на что не обижаются.
На каждого человека, как и на каждый поступок, следует смотреть с определенного расстояния.
Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.
Зло, как и добро, имеет своих героев.
Можно дать другому разумный совет, но нельзя научить его разумному поведению.
Величайший подвиг дружбы не в том, чтобы показать другу наши недостатки, а в том, чтобы открыть ему глаза на его собственные.
Лицемерие есть та дань, которую порок принужден платить добродетели.
Когда люди уже не любят друг друга, им трудно найти повод для того, чтобы разойтись.
Чрезмерная поспешность в расплате за оказанную услугу есть своего рода неблагодарность.
Пышность погребальных обрядов не столько увековечивает достоинства мертвых, сколько ублажает тщеславие живых.
Какие бы похвалы нам ни расточали, мы не находим в них ничего для себя нового.
Не может отвечать за свою храбрость человек, который никогда не подвергался опасности.
Как ни редко встречается настоящая любовь, настоящая дружба встречается еще реже.
Нужно иметь большой ум, чтобы уметь не показывать своего умственного превосходства.
К старости недостатки ума становятся все заметнее, как и недостатки внешности.
Слава великих людей всегда должна измеряться способами, какими она была достигнута.
Мы презираем не тех, у кого есть пороки, а тех, у кого нет никаких добродетелей.
Легче пренебречь выгодой, чем отказаться от прихоти.
Мы во многом остаемся новичками, независимо от возраста, и нам часто не хватает опытности, несмотря на количество прожитых лет.
Нередко нам пришлось бы стыдиться своих самых благородных поступков, если бы окружающим были известны наши побуждения.
Умен не тот, кого случай делает умным, а тот, кто понимает, что такое ум, умеет его распознавать и любуется им.
Мы всего боимся, как и положено смертным, и всего хотим, как будто награждены бессмертием.
Все хотят снискать славу, но никто не хочет лишиться жизни; поэтому храбрецы проявляют не меньше находчивости и ума, чтобы избежать смерти, чем крючкотворцы — чтобы приумножить состояние.
Чтобы стать великим человеком, нужно уметь искусно пользоваться всем, что предлагает судьба.
Мы находим несколько решений одного и того же вопроса не столько потому, что наш ум очень плодовит, сколько потому, что он не слишком прозорлив и, вместо того чтобы остановиться на самом лучшем решении, представляет нам без разбора все возможности сразу.
Ум ограниченный, но здравый в конце концов не так утомителен в собеседнике, как ум широкий, но путаный.
В основе так называемой щедрости обычно лежит тщеславие, которое нам дороже всего, что мы дарим.
Люди никогда не бывают ни безмерно хороши, ни безмерно плохи.
Люди упрямо не соглашаются с самыми здравыми суждениями не по недостатку проницательности, а из-за избытка гордости: они видят, что первые ряды в правом деле разобраны, а последние им не хочется занимать.
Как бы ни кичились люди величием своих деяний, последние часто бывают следствием не великих замыслов, а простой случайности.
Люди, чересчур предавшиеся маленьким делам, обыкновенно становятся неспособными совершать большие.
Наша зависть всегда долговечнее чужого счастья, которому мы завидуем.
Люди часто похваляются самыми преступными страстями, но в зависти, страсти робкой и стыдливой, никто не смеет признаться.
Умный человек нередко попадал бы в затруднительное положение, не будь он окружен дураками.
Смирение нередко оказывается притворной покорностью, цель которой — подчинить себе других; это — уловка гордости, принижающей себя, чтобы возвыситься…
Ни на солнце, ни на смерть нельзя смотреть в упор.
В волокитстве есть все, что угодно, кроме любви.
Мало найдется людей настолько мудрых, чтобы предпочесть полезное порицание вредной похвале.
Своим недоверием мы оправдываем чужой обман.
Счастье и несчастье мы переживаем соразмерно нашему себялюбию.
Порою из дурных качеств складываются великие таланты.
Похвалы за доброту достоин лишь человек, у которого хватает твердости характера на то, чтобы иной раз быть злым; в противном случае доброта чаще всего говорит лишь о бездеятельности или о недостатке воли.
Разлука ослабляет легкое увлечение, но усиливает большую страсть, подобно тому как ветер гасит свечу, но раздувает пожар.
Можно обладать достоинствами и не достигнуть высокого положения в обществе, но нельзя его достигнуть, не имея хоть каких-нибудь достоинств.
Недостатки иногда более простительны, чем средства, которыми пользуются для того, чтобы их скрыть.
Очарование новизны в любви подобно цветению фруктовых деревьев: оно быстро тускнеет и больше никогда не возвращается.
Судьбу считают слепой главным образом те, кому она не дарует удачи.
Порой бывают глупцы и при уме; но никогда не бывают такими при рассудке.
В характере человека больше изъянов, чем в его уме.
Любовь правильнее всего сравнить с горячкой: тяжесть и длительность той и другой нимало не зависят от нашей воли.
Люди скорее согласятся себя чернить, нежели молчать о себе.
Люди недалекие обычно осуждают все, что выходит за пределы их понимания.
Кто очень сильно любит, тот долго не замечает, что он-то уже не любим.
Счастливые люди неисправимы: судьба не наказывает их за грехи, и поэтому они считают себя безгрешными.
Одним людям идут их недостатки, а другим даже достоинства не к лицу.
Счастье любви заключается в том, чтобы любить; люди счастливее, когда сами испытывают страсть, чем когда ее внушают.
Старые безумцы еще безумнее молодых.
Мы хвалим других обычно лишь для того, чтобы услышать похвалу себе.
Мало найдется ошибок менее извинительных, чем средства, к которым мы прибегаем, чтобы их скрыть.
Окончательно соскучившись, мы перестаем скучать.
Хитрость и предательство свидетельствуют лишь о недостатке ловкости.
Уверенность в себе составляет основу нашей уверенности в других.
Пока люди любят, они прощают.
Мы ничего не раздаем с такой щедростью, как советы.
Никто так не торопит других, как лентяи: ублажив свою лень, они хотят казаться усердными.
Слабость характера нередко утешает нас в таких несчастьях, в каких бессилен утешить разум.
Бесхарактерность еще дальше от добродетели, чем порок.
Признательность большинства людей порождена скрытым желанием добиться еще больших благодеяний.
Одних своекорыстие ослепляет, другим открывает глаза.
Почему мы запоминаем во всех подробностях то, что с нами случилось, но не способны запомнить, сколько раз мы рассказывали об этом одному и тому же лицу?
В звуке голоса, в глазах и во всем облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов.
Юношам часто кажется, что они естественны, тогда как на самом деле они просто невоспитанны и грубы.
Куда несчастнее тот, кому никто не нравится, чем тот, кто не нравится никому.
Вежливость — это желание всегда встречать вежливое обращение и слыть обходительным человеком.
Чиста и свободна от влияния других страстей только та любовь, которая таится в глубине нашего сердца и неведома нам самим.
Злоупотребление хитростью говорит об ограниченности ума; люди, пытающиеся прикрыть таким способом свою наготу в одном месте, неизбежно разоблачают себя в другом.
Мы менее стараемся быть счастливыми, чем казаться такими.
Люди мнимо благородные скрывают свои недостатки и от других и от себя, а люди истинно благородные прекрасно их осознают и открыто о них заявляют.
Как ни обманчива надежда, все же до конца наших дней она ведет нас легкой стезей.
Высшая ловкость состоит в том, чтобы всему знать истинную цену.
Иные люди похожи на банковые билеты, которые принимаются по курсу, а не по нарицательной их цене.
Мудрец счастлив, довольствуясь немногим, а глупцу всего мало; вот почему почти все люди несчастны.
На свете мало порядочных женщин, которым не опостылела бы их добродетель.
Постоянство в любви бывает двух родов: мы постоянны или потому, что все время находим в любимом человеке новые качества, достойные любви, или же потому, что считаем постоянство долгом чести.
Где надежда, там и боязнь: боязнь всегда полна надежды, надежда всегда полна боязни.
Самое причудливое безрассудство бывает обычно порождением самого утонченного разума.
Гений лет не имеет — он преодолевает все, что останавливает обыкновенные умы.
Юность — это как бы опьянение, нечто вроде лихорадящего разума.
Физический труд помогает забывать о нравственных страданиях.
Миром правят судьба и прихоть.
Наш ум ленивее, чем тело.
Наша искренность в немалой доле вызвана желанием поговорить о себе и выставить свои недостатки в благоприятном свете.
Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу.
Достойно вести себя, когда судьба благоприятствует, труднее, чем когда она враждебна.
Тщеславие, стыд, а главное, темперамент — вот что обычно лежит в основе мужской доблести и женской добродетели.
К старости люди становятся безрассуднее — и мудрее.
Истинный друг есть величайшее из благ и вместе с тем то благо, о приобретении которого думают меньше всего.
Нет качества более редкого, чем истинная доброта: большинство людей, считающих себя добрыми, только снисходительны или слабы.
В звуке голоса, в глазах и во всём облике говорящего заключено не меньше красноречия, чем в выборе слов.
Вкусы меняются столь же часто, сколь редко меняются склонности.
Иные люди отталкивают, невзирая на все их достоинства, а другие привлекают при всех их недостатках.
Истинность — вот первооснова и суть красоты и совершенства; прекрасно и совершенно лишь то, что, обладая всем, чем должно обладать, поистине таково, каким должно быть.
Люди не могут утешаться, когда их обманут враги или изменят им друзья; но когда они обманывают сами себя, они бывают порой довольны.
У человеческих характеров, как и у некоторых зданий, несколько фасадов, причем не все они приятны на вид.
Те, кому довелось пережить большие страсти, потом всю жизнь и радуются своему исцелению, и горюют о нем.
Мы вступаем в различные возрасты нашей жизни, точно новорожденные, не имея за плечами никакого опыта, сколько бы нам ни было лет.
Насколько ясно люди понимают свои ошибки, видно из того, что, рассказывая о своем поведении, они всегда умеют выставить его в благородном свете.
Люди слабохарактерные не способны быть искренними.
Непреклонная строгость поведения противна женской натуре.
Как только дурак похвалит нас, он уже не кажется нам так глуп.
Человеку легче казаться достойным той должности, которой он не занимает, нежели той, в которой он состоит.
Суждения наших врагов о нас ближе к истине, чем наши собственные.
Иных можно понять, рассматривая их вблизи, другие же становятся понятными только издали.
Неверность должна была бы убивать любовь, и не следовало бы ревновать тогда, когда к этому есть основания: ревности достоин лишь тот, кто старается ее не вызывать.
Слабость характера — это единственный недостаток, который невозможно исправить.
Старость — это тиран, который под страхом смерти запрещает нам все наслаждения юности.
Мало на свете женщин, достоинства которых пережили бы их красоту.
Наши прихоти куда причудливей прихотей судьбы.
Мы часто выискиваем отравленные похвалы, косвенно открывающие в тех, кого мы хвалим, такие недостатки, на которые мы не осмеливаемся указать прямо.
Нет ничего глупее желания всегда быть умнее всех.
Приличие — это наименее важный из всех законов общества и наиболее чтимый.
Громкое имя не возвеличивает, а лишь унижает того, кто не умеет носить его с честью.
Влюбленная женщина скорее простит большую нескромность, нежели маленькую неверность.
Прежде чем сильно чего-то пожелать, следует осведомиться, очень ли счастлив нынешний обладатель желаемого.
Чем бы мы ни объясняли наши огорчения, чаще всего в их основе лежит обманутое своекорыстие или уязвленное тщеславие.
Истинно мягкими могут быть только люди с твердым характером; у остальных же кажущаяся мягкость — это чаще всего просто слабость, которая легко превращается в озлобленность.
В повседневной жизни наши недостатки кажутся порою более привлекательными, чем наши достоинства.
Порядочный человек может быть влюблен как безумный, но не как дурак.
Великодушие — это благородное усилие гордости, с помощью которого человек овладевает собой, тем самым овладевая и окружающим.
Для того, чтобы воспользоваться хорошим советом со стороны, подчас требуется не меньше ума, чем для того, чтобы подать хороший совет самому себе.
Лишены прозорливости не те люди, которые не достигают цели, а те, которые проходят мимо нее.
Старики потому так любят давать хорошие советы, что уже не способны подавать дурные примеры.
Истинная любовь похожа на привидение: все о ней говорят, но мало кто ее видел.
Может ли человек с уверенностью сказать, чего он захочет в будущем, если он не способен понять, чего ему хочется сейчас.
Величайший из всех льстецов — самолюбие.
Нам почти всегда скучно с теми людьми, с которыми не полагается скучать.
Всякий хвалит свое сердце, но никто не решится дать хороший отзыв о своем уме.
Люди кокетничают, когда делают вид, будто им чуждо любое кокетство.
На свете немало таких женщин, у которых в жизни не было ни одной любовной связи, но очень мало таких, у которых была только одна.
Одинаково трудно угодить и тому, кто любит очень сильно, и тому, кто уже совсем не любит.
В любви обман почти всегда заходит дальше недоверия.
Нет таких людей, которые, перестав любить, не начали бы стыдиться прошедшей любви.
Обычно счастье приходит к счастливому, а несчастье — к несчастному.
Всецело предаться одному пороку нам обычно мешает лишь то, что у нас их несколько.
Кто никогда не совершал безрассудств, тот не так мудр, как ему кажется.
Проявить мудрость в чужих делах куда легче, нежели в своих собственных.
Смешное наносит чести больший ущерб, чем само бесчестие.
Когда пороки покидают нас, мы стараемся уверить себя, что это мы покинули их.
Невозмутимость мудрецов — это всего лишь умение скрывать свои чувства в глубине сердца.
Только умея слушать и отвечать, можно быть хорошим собеседником.
Бывают в жизни положения, выпутаться их которых можно только с помощью изрядной доли безрассудства.
С судьбой следует обходиться, как со здоровьем: когда она нам благоприятствует — наслаждаться ею, а когда начинает капризничать — терпеливо выжидать, не прибегая без особой необходимости к сильнодействующим средствам.
Мы всегда любим тех, кто восхищается нами, но не всегда любим тех, кем восхищаемся мы.
Упрямство рождено ограниченностью нашего ума: мы неохотно верим тому, что выходит за пределы нашего кругозора.
Безрассудство сопутствует нам всю жизнь; если кто-нибудь и кажется нам мудрым, то это значит лишь, что его безрассудства соответствуют его возрасту и положению.
Можно найти женщин, которые никогда не имели любовников; но трудно найти таких, которые имели бы только одного.
У великих людей презрение к смерти вызвано ослепляющей их любовью к славе, а у людей простых — ограниченностью, которая не позволяет им постичь всю глубину ожидающего их несчастья и дает возможность думать о вещах посторонних.
Ничто так не мешает естественности, как желание казаться естественным.
В то время как люди умные умеют выразить многое в немногих словах, люди ограниченные, напротив, обладают способностью много говорить — и ничего не сказать.
Как мало на свете стариков, владеющих искусством быть стариками!
Своекорыстие говорит на всех языках и разыгрывает любые роли — даже роль бескорыстия.
Можно быть хитрее другого, но нельзя быть хитрее всех.
Все жалуются на свою память, но никто не жалуется на свой разум.
Нам нравится наделять себя недостатками, противоположными тем, которые у нас есть в действительности; слабохарактерные люди, например, любят хвастаться упрямством.
Скупость дальше от бережливости, чем даже расточительность.
Будучи обмануты друзьями, мы можем равнодушно принимать проявления их дружбы, но должны сочувствовать им в их несчастьях.
Короли поступают с людьми, как с монетами: они придают им цену по своему произволу, и их приходится расценивать по курсу, а не по действительной цене.
Причинять людям зло большей частью не так опасно, как делать им слишком много добра.
Опаснее всего те злые люди, которые не совсем лишены доброты.
Люди редко бывают достаточно разумны, чтобы предпочесть полезное порицание опасной похвале.
На старости любви, как и на старости лет, люди еще живут для скорбей, но уже не живут для наслаждений.
Ненависть и лесть — подводные камни, о которые разбивается истина.
Так же легко обмануть себя и не заметить этого, как трудно обмануть другого и не быть изобличенным.
Ни один льстец не льстит так искусно, как себялюбие.
Поистине необычайными достоинствами обладает тот, кто сумел заслужить похвалу своих завистников.
Привычка постоянно хитрить — признак ограниченности ума, и почти всегда случается, что прибегающий к хитрости, чтобы прикрыть себя в одном месте, открывается в другом.
Мы охотно прощаем нашим друзьям недостатки, которые нас не задевают.
Умеренность в жизни похожа на воздержание в еде: съел бы еще, да страшно заболеть.
Любой наш недостаток более простителен, чем уловки, на которые мы идем, чтобы его скрыть.
Только у великих людей бывают великие пороки.
Величавость — это непостижимая уловка тела, изобретенная для того, чтобы скрыть недостатки ума.
Уклонение от похвалы — это просьба повторить ее.
Лицемерие — это дань уважения, которую порок платит добродетели.
Мы нередко относимся снисходительно к тем, кто тяготит нас, но никогда не бываем снисходительны к тем, кто тяготится нами.
Как естественна и вместе с тем как обманчива вера человека в то, что он любим!
Нам следовало бы удивляться только нашей способности чему-нибудь еще удивляться.
Постоянство в любви — это вечное непостоянство, побуждающее нас увлекаться по очереди всеми качествами любимого человека, отдавая предпочтение то одному из них, то другому; таким образом, постоянство оказывается непостоянством, но ограниченным, то есть сосредоточенным на одном предмете.
Чтобы оправдаться в собственных глазах, мы нередко убеждаем себя, что не в силах достичь цели; на самом же деле мы не бессильны, а безвольны.
Большинство честных женщин — это закрытые клады, которые целы только потому, что их никто еще не искал.
Зависть всегда продолжается долее, нежели счастье тех, которым завидуют.
Нам дарует радость не то, что нас окружает, а наше отношение к окружающему, и мы бываем счастливы, обладая тем, что любим, а не тем, что другие считают достойным любви.
Нам легче полюбить тех, кто нас ненавидит, нежели тех, кто любит сильнее, чем нам желательно.
У нас не хватает силы характера, чтобы покорно следовать всем велениям рассудка.
Притворяясь, будто мы попали в расставленную нам ловушку, мы проявляем поистине утонченную хитрость, потому что обмануть человека легче всего тогда, когда он хочет обмануть нас.
Насмешка бывает часто признаком скудности ума: она является на помощь, когда недостает хороших доводов.
Существует такая степень счастья и горя, которая выходит за пределы нашей способности чувствовать.
Страсть часто превращает умного человека в глупца, но не менее часто наделяет дураков умом.
Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над философией.
Терзания ревности — самые мучительные из человеческих терзаний и к тому же менее всего внушающие сочувствие тому, кто их причиняет.
Своекорыстие приводит в действие все добродетели и все пороки.
Ни в одной страсти себялюбие не царит так безраздельно, как в любви; люди всегда готовы принести в жертву покой любимого существа, лишь бы сохранить свой собственный.
Мы легко забываем свои ошибки, когда они известны лишь нам одним.
Люди обычно называют дружбой совместное времяпрепровождение, взаимную помощь в делах, обмен услугами, одним словом, такие отношения, где себялюбие надеется что-нибудь выгадать.
Мы так привыкли притворяться перед другими, что под конец начинаем притворяться перед собой.
Люди, которых мы любим, почти всегда более властны над нашей душой, нежели мы сами.
Мы не можем вторично полюбить тех, кого однажды действительно разлюбили.
Ревность всегда рождается вместе с любовью, но не всегда вместе с нею умирает.
Верность, которую удается сохранить только ценой больших усилий, ничуть не лучше измены.
Чаще всего тяготят окружающих те люди, которые считают, что они никому не могут быть в тягость.
Примирение с врагами говорит лишь об усталости от борьбы, о боязни поражения и о желании занять более выгодную позицию.
Не давая нашим друзьям заглянуть в самую глубину нашего сердца, мы это делаем не столько из недоверия к ним, сколько из недоверия к самим себе.
Тот, кого разлюбили, обычно сам виноват, что вовремя этого не заметил.
Великодушие всем пренебрегает, чтобы всем завладеть.
Мы охотно сознаемся в маленьких недостатках, желая этим сказать, что более важных у нас нет.
Хотя судьбы людей очень несхожи, но некоторое равновесие в распределении благ и несчастий как бы уравнивает их между собой.
Не следует обижаться на людей, утаивших от нас правду: мы и сами постоянно утаиваем ее от себя.
Невелика беда — услужить неблагодарному, но большое несчастье — принять услугу от подлеца.
Все любят разгадывать других, но никто не любит быть разгаданным.
Мы считаем здравомыслящими лишь тех людей, которые во всем с нами согласны.
Мало обладать выдающимися качествами, надо еще уметь ими пользоваться.
Иной раз нам не так мучительно покориться принуждению окружающих, как самим к чему-то себя принудить.
То, что люди называют обыкновенно дружбой, — в сущности, только союз, цель которого обоюдное сохранение выгод и обмен добрых услуг, самая бескорыстная дружба — не что иное, как сделка, при которой наше самолюбие всегда рассчитывает что-нибудь выиграть.
Как часто люди пользуются своим умом для совершения глупостей.
Вернейший признак высоких добродетелей от самого рождения не знать зависти.
У нас больше силы, чем воли, и мы часто, для того только, чтобы оправдать себя в собственных глазах, находим многое невозможным для нас.
Тот, кто думает, что может обойтись без других, сильно ошибается; но тот, кто думает, что другие не могут обойтись без него, ошибается еще сильнее.
Горячность, которая с годами все возрастает, уже граничит с безрассудством.
В великих делах нужно стараться не столько создавать события, сколько пользоваться теми, которые представляются.
Счастье и несчастье человека в такой же степени зависят от его нрава, как и от судьбы.
Есть люди столь ветреные и легковесные, что у них не может быть ни крупных недостатков, ни подлинных достоинств.
Когда человек любит, он часто сомневается в том, во что больше всего верит.
Нам почти всегда скучно с теми, кому скучно с нами.
Мы охотнее признаемся в лености, чем в других наших недостатках; мы внушили себе, что она, не нанося большого ущерба прочим достоинствам, лишь умеряет их проявление.
То, что мы принимаем за благородство, нередко оказывается переряженным честолюбием, которое, презирая мелкие выгоды, прямо идет к крупным.
Женщина долго хранит верность первому своему любовнику, если только она не берет второго.
Скромность увеличивает достоинство и извиняет посредственность.
Опасно упрекать в робости тех, кого хотят от нее исцелить.
Мы сопротивляемся нашим страстям не потому, что мы сильны, а потому, что они слабы.
Судьба исправляет такие наши недостатки, каких не мог бы исправить даже разум.
О достоинствах человека нужно судить не по его хорошим качествам, а по тому, как он ими пользуется.
Постоянство не заслуживает ни похвал, ни порицаний, ибо в нем проявляется устойчивость вкусов и чувств, не зависящая от нашей воли.
Ум служит нам порою лишь для того, чтобы смелее делать глупости.
Наши поступки подобны строчкам буриме: каждый связывает их, с чем ему заблагорассудится.
Всем достаточно известно, что не подобает человеку говорить о своей жене, но недостаточно известно, что еще меньше ему подобает говорить о себе.
Нигде не найти покоя тому, кто не нашел его в самом себе.
Как бы ни была редка истинная любовь, истинная дружба встречается еще реже.
Чтобы вступить в заговор, нужна неколебимая отвага, а чтобы стойко переносить опасности войны, хватает обыкновенного мужества.
Любовники только потому никогда не скучают друг с другом, что они все время говорят о себе.
Любовь одна, но подделок под нее — тысячи.
Умеренность счастливых людей проистекает из спокойствия, даруемого неизменной удачей.
Когда нам удается надуть других, они редко кажутся нам такими дураками, какими кажемся мы самим себе, когда другим удается надуть нас.
Ненависть к людям, попавшим в милость, вызвана любовью к этой самой милости.
Не может долго нравиться тот, кто умен всегда на один лад.
Не доверять друзьям позорнее, чем быть ими обманутым.
В серьезных делах следует заботиться не столько о том, чтобы создавать благоприятные возможности, сколько о том, чтобы их не упускать.
Истинно благородные люди никогда ничем не кичатся.
